| Письма пишут разные… | Я спешил в Центральный дом художника на Крымском валу на международную выставку интеллектуальной литературы non/fiction. Из 300 мероприятий, запланированных на ней, меня интересовала презентация новой книги Евгения Гришковца «Письма к Андрею». И хотя последнюю дистанцию от станции метро до Крымского моста я совершил в форсированном режиме, в заданную точку прибыл с опозданием. Зал семинаров, где проходила встреча, уже был забит до отказа. Многие держали в руках тоненькую голубую книжицу – новое творение мэтра. Никто не возьмется утверждать, что Гришковца будут читать, скажем, через 30–50 лет, но то, что он появился вовремя и сейчас бешено востребован – несомненный факт. Поражает его способность видеть то, чего мы не замечаем, и придавать этому философское осмысление. На этот раз автор предстал в новом для себя жанре. «Письма пишут разные, слезные, болезные, иногда прекрасные, чаще бесполезные»,– писал поэт. К новому творению Гришковца эти определения не имеют никакого отношения. «Письма к Андрею. Записки об искусстве» – это сборник писем, которые автор адресовал Андрею Тарковскому, с которым никогда не встречался. Гениальный режиссер умер, когда Евгению было 19 лет. По словам Гришковца, он долгое время перечитывал все написанное Тарковским – его книги, интервью, дневники, стенограммы. И все это время его не покидало ощущение, что он находится с ним в непрерывном диалоге. Конечно же, автору хотелось, чтобы собравшиеся задавали больше вопросов о новой книге, но аудитория вышла за установленные рамки. Желающих задать наболевшие вопросы было очень много. И поэтому свое место под солнцем корреспонденту ЛИТЕР-Недели пришлось добывать в жесткой конкурентной борьбе. ЛИТЕР-Неделя: Вы известный писатель, драматург, режиссер, музыкант и прочая. Если бы из этого реестра способностей выбрать один, как бы вы представились? Е.Г.: Только писателем, потому что, во-первых, из-за своего грассирования слова режиссер, драматург и актер мне трудно произносить. А во-вторых, к писателю у нас отношение более уважительное и серьезное, нежели к режиссеру и актеру. ЛИТЕР-Неделя: Так о чем ваша новая книга? Е.Г.: Понимаете, я адресую эту книгу скорее тем, кто любит читать и вообще любит искусство, нежели тем, кто искусство создает. Это не призыв и не манифест, но это попытка помочь человеку, который не ценит своих переживаний, вызванных встречей с искусством. Человеку, который, может быть, сомневается в их важности или даже стесняется обращать на них внимание, считает их чем-то ненужным, мешающим. Мне хотелось убедить таких людей, что искусство имеет первостепенное значение и создает почву для важнейших событий, происходящих внутри нас. А кроме того, я утверждаю, что для полноценного восприятия настоящего художественного произведения, прочтения той же книги нужны не меньшие затраты душевных сил, чем для их создания. Я имею в виду правильно прочитать книгу, а не пробежать глазами. С чувством, пережить ее. Я хочу помочь тем людям, которые не могут разобраться в себе и сильно переживают от своих встреч с искусством – картиной, спектаклем, прочитанной книгой. Это сложнейшие переживания. Они бесполезны и бессмысленны, но они возвышают человека. Делают его человеком. Это точно не теоретические статьи. В этих письмах нет и намека на теорию. Это не манифест и даже близко не манифест. Набор ли это эмоциональных банальностей? Возможно! Эмоций и банальностей в этих письмах хватает. ЛИТЕР-Неделя: Хотели бы вы получить на свои письма ответ, хотя это и нереально? Е.Г.: Мне хочется верить, что Андрею Тарковскому было бы радостно прочитать мною написанное. Для него там ничего нового нет. Где-то я почти копирую его стиль. Где-то почти повторяю им сказанное. Это я знаю. Но на некоторые поставленные им вопросы я все же даю ответы. Удовлетворили бы они его или нет – не знаю. Сомневаюсь. Лично я был бы рад получить письмо с попытками ответить на поставленные мной вопросы. Я написал то, чем хотел бы поддержать человека, живущего искусством! Почему? А потому что он, Андрей, сам поддерживал и поддерживает меня в моей к искусству любви. Он своей жизнью, своими картинами, своими текстами, своими высказываниями, поступками и даже снятыми им полароидными снимками помог и помогает мне удержаться от соблазнов и безумия. Идиотская мысль, что искусство – это средство коммуникации. Кто-то откажет мне в праве так писать и так рассуждать... Что ж?! Кому я написал? Андрею Тарковскому? Андрею Рублеву? Художнику? Зрителю? Читателю?... Не скажу. Не знаю. Я написал письма, которые не ведаю, кому и как попадут в руки и на глаза. Не знаю, как и в ком они отзовутся и отзовутся ли вообще. Чушь собачья! Искусство – это искусство. И я им всецело занимаюсь. И я искренне убежден, что это искусство. Я настоящий, я это точно знаю. У меня нет никакой другой цели: к примеру, получить премию, участвовать в фестивале. У меня есть одна цель – написать книгу и сделать спектакль-переживание. Кто-то может обидеться на мною написанное и даже наверняка обидится. Этого я хотел меньше всего, когда писал свои письма. Но я написал их в надежде поддержать того, кто любит... Любит читать или писать, смотреть или снимать, исполнять или слушать... Любит искусство, любит жизнь и кому нужна поддержка в этой любви. ЛИТЕР-Неделя: Какие у вас взаимоотношения с критикой? Е.Г.: Непростые. Когда эту книжку будут нещадно ругать, а я это вполне допускаю, будут переживать мои друзья, родители. Но я по этому поводу абсолютно не переживаю. Потому что для литературного сообщества я человек посторонний и оно не признает меня. Но если они отказывают мне в праве писать, то как они могут меня обсуждать. Пусть они успокаивают себя как хотят. ЛИТЕР-Неделя: Сейчас многие люди собираются куда-то переезжать. Одни – в Россию, другие – из России. У вас тоже был опыт переезда в Германию, чем он закончился? Е.Г.: Я родился в России, так уж случилось. И я не хочу с этим расставаться. Пока в этой стране я живу, у меня все это время была возможность жить достойно и честно. В смутные 90-е у меня тоже была сильная иллюзия западного образа жизни. Казалось, что где-то нас с нашими идеалами ждут и не дождутся. Я по наивности думал, что вот мы такие чудесные люди и нас там встретят с распростертыми объятьями. Что нас там не знают, что мы ужасно интересны для них. Трех дней работы посудомойщиком в Кельне мне хватило, чтобы узнать, что там в самом деле нас не только не знают, но и не хотят знать. Самое забавное, что люди, у которых даже есть недвижимость во Франции, Испании, которые проводят много времени за границей в своих домах, не приживаются тоже. Им кажется, что они знают ту жизнь, но как только они отваливают, то понимают, что их представление о «той» жизни было все равно иллюзорным. Наличие жилплощади, знание языка, бытовая адаптированность, умение пользоваться магазинами, банками, заправками, даже учеба детей в местной школе ничего не определяют. Но как только они переезжают насовсем, на них наваливается та самая ностальгия, как беда, как злой рок. Другие нации даже себе не представляют масштаба трагедии эмиграции для русского человека. Для нашего человека жизнь заканчивается, когда он эмигрирует. Я не имею в виду тех, кто поехал стажироваться, учиться, временно работать. Я о тех, кто целенаправленно и осмысленно взял и уехал. Покинул Родину, с тем чтобы никогда не жить в России. Для них жизнь во многом останавливается. Лучше писать письма с Родины, чем на Родину. ЛИТЕР-Неделя: Какой ваш любимый город? Е.Г.: Какой бы ни был Кемерово, я его люблю, потому что там я появился на свет. С 1998 года живу в Калининграде. Мое стремление играть в Калининграде продиктовано тем, что я могу назвать его своим. Когда я говорю: «Я поехал домой», я имею в виду этот город. Здесь появились любимые места, любимые люди. Там, куда я рвусь, и есть ощущение дома. Хочется иметь дома любимую публику, к которой я бы стремился и по которой бы скучал. Такая есть у меня пока в Москве, Питере, Вильнюсе, даже в Цюрихе, где я играл четырежды. А чтобы такая же появилась в Калининграде, надо жить здесь регулярно, как человеку, как горожанину, который помимо дома имеет и рабочее место, то есть нормальное существование. Я очень люблю Москву и никогда не участвую в тех провинциальных разговорах, в которых Москву ругают. Я как человек, часто в Москве бывающий, знаю много больше тех, кто посещает ее наездами. Так вот, я знаю про столицу и много плохого, и очень много хорошего, то есть у меня с этим городом взаимоотношения сложные. Я не скажу однозначно: люблю или ненавижу этот город, но когда подолгу там не бываю, очень по Москве скучаю. Но больше я люблю ездить по стране и играть спектакли. И в Новосибирске или Омске куда больше, чем, скажем, в Цюрихе или Штутгарте. Для нашей публики удается сыграть изначально то, что задумано. А то, что адекватно, то и интересно. ЛИТЕР-Неделя: Вы счастливый человек? Е.Г.: Я не могу сказать, что я счастливый человек. Я иногда бываю счастлив. Счастлив, что жизнь позволила мне заниматься тем, чем хочу. Искусством и ничем больше. Тем, чем я хотел заниматься с самого детства, сколько я себя помню. К сожалению, многие люди в силу разных причин не могут позволить себе этого. И оттого не могут до конца реализовать заложенный в них природой потенциал. Мне их жаль. ЛИТЕР-Неделя: Ваша уверенность, что вы хороший писатель, хороший актер, вы ее наработали или она у вас была всегда? Е.Г.: Конечно же, не было. Хорошо помню, что я отказывался выходить на сцену и занимался пантомимой, потому что у меня был речевой дефект, картавость, но потом я решил, что ничего страшного в этом нет. Я работаю над каждым спектаклем так долго, что знаю посекундно положение своего тела на сцене, все мои действия многократно выверены и поэтому со стороны кажется, что я лицедействую с легкостью необыкновенной. ЛИТЕР-Неделя: Вы много гастролируете по постсоветским просторам. В какой из стран СНГ вас лучше всего встречают? Е.Г.: Я не делаю большой разницы между тюменскими, харьковскими или алматинскими зрителями. Мне хорошо там, где меня хорошо понимают. А в Алматы меня понимают хорошо. ЛИТЕР-Неделя: Как вы относитесь к современному телевидению? Е.Г.: Я смотрю телевизор. И не потому, что люблю это делать, а просто я – современный человек, и мне интересно. Это что касается меня. Потому что у меня телевизор дома, и как только я включаю его, это попадает ко мне домой. И я живу уверенно и знаю, что те люди, которые руководят телевидением, чаще всего не смеются над таким юмором – у них совсем другое. Они не любят такую музыку, и они часто не смотрят такое кино. Но они почему-то предлагают это людям. В этом есть обман, демагогия и манипуляция. Опять же, подчеркиваю, это мое личное мнение, а не публичный манифест.
Сергей БОРИСОВ, Москва | |
|