| Цена для "ноу-хау" | Президент страны Нурсултан Назарбаев в каждом своем послании призывает к инновационному прорыву. Государство в этом направлении делает все, что возможно.Программа индустриально-инновационного развития действует в стране уже без малого седьмой год. За это время была создана масса всевозможных комитетов и обществ по продвижению инноваций, технопарки, специальные фонды. Только вот достижениями пока хвастать не приходится. То ли делали до сих пор не то. То ли действовали не так. В своем недавнем послании народу страны Нурсултан Назарбаев сказал: «В Казахстане, если смотреть по экономике в целом, один работник в год производит продукции на 17 тысяч долларов. В развитых странах этот показатель превышает 90 тысяч долларов. Вывод очень простой: нам надо исправлять ситуацию – повышать производительность и внедрять инновации». Другими словами, именно с инновациями глава государства связывает качественный рывок Казахстана в плане роста производительности труда. Оно и понятно: работа конвейера, где человек лишь обслуживает его, и ручное производство – разные вещи. Соответственно объем и стоимость выпущенной продукции в этих двух случаях разнятся в разы. Что же мешает инновациям? С сожалением приходится констатировать, что инновационная «пищевая цепочка» у нас в стране тонковата и рвется во многих местах. Ученые и изобретатели плачут: «Под наши идеи нет денег!» Народившийся класс венчурных инвесторов твердит им наперекор: «Под наши деньги нет проектов!» Спецов по выпеканию аппетитных инвестпроектов из сырых идей не хватает. Бизнес-ангелы и инновационные предприниматели, коим по чину положено «откармливать» стартапы до состояния упитанности, потребной венчурным капиталистам, малочисленны. Инвесторы просто так в инновационные проекты не идут: слишком уж там венчурно. А в конце этой постоянно распадающейся цепочки стоит крупный бизнес, который большей частью страдает несварением инноваций, а потому не склонен их поглощать ни в виде готовых успешных инновационных компаний, ни в виде выданных собственно самих технологий и продуктов. Так что венчурные инвесторы даже в случае успеха проекта практически лишены возможности красиво из него выйти и заработать, чтобы начать инвестировать по новой. По данным Счетного комитета, на сегодняшний момент из 85 проектов, финансируемых Инновационным фондом, реализованы только три. В Инвестиционном фонде из 36 завершены только два проекта. По цифрам видно – выделенные на инновации средства осваиваются слишком медленно. Но сейчас, похоже, приходит понимание, что, для того чтобы вспахать, унавозить и вырастить новую, инновационную экономику взамен старой, сырьевой, просто дать денег – мало. Сам по себе наш нынешний размашистый подход к инновациям слегка смущает многих зарубежных специалистов в области венчурного инвестирования. Не так давно глава администрации инновационного развития и промышленных исследований Голландии Айян Хирси посетовал, мол, не с того мы начинаем, называя инновационными проектами сборочные производства тайваньских торговых брендов под собственные. При этом размышляя о технологиях усовершенствования нефтепереработки. – У нас в Голландии есть high-tech, есть low-tech. Система внедрения инноваций предполагает государственную поддержку всего спектра, а не только высокотехнологических компаний. Если традиционная промышленность внедряет у себя что-то, позволяющее поднять производительность труда и увеличить выпуск обычной продукции, — разве это не инновация? – вопрошает специалист. Итак, что мы имеем сегодня? Деньги на инновации есть. Государственные институты инновационного развития более или менее сложились и наращивают обороты. Почти все элементы инфраструктуры (технопарки, технико-внедренческие центры и прочее), какие только придуманы в мире, за последние десять лет появились и в нашей стране. Пусть эффективность их использования пока и невелика. Только вот с проектами беда… А суть в том, что, если строить инновационную экономику только под руководством государства, и это аксиома актуальная в мире повсеместно, – никакого бюджета не хватит. У государства своя специализация: крупные проекты да выбранные с той или иной степенью рациональности «прорывные» направления. В остальном оно должно создавать благоприятный инновационный климат, в котором тысячи проектов прорастали бы и без его непосредственного участия. Вот тут-то у нас в основном и не ладится. Причем на системном уровне. И с этим ничего не смогут поделать даже самые совершенные институты инновационного развития в мире. В теории крупный корпоративный сектор должен быть крупнейшим же потребителем инноваций в любом их виде: как покупатель хайтек-компаний со всеми их технологическими потрохами, как истовый коллекционер интересных патентов, как заказчик разнообразных внедрений и оптовый закупщик соответствующей продукции. И вся та экосистема инноваций, которая сейчас с таким скрипом создается, в значительной степени должна быть завязана именно на него. Однако казахстанская практика такова, что крупный бизнес потребляет инновации очень неохотно. Что-то не на шутку угнетает его аппетит: реакции у него вялые, заторможенные. – Какие могут быть у крупного бизнеса инновации, когда риски в этом велики, норма прибыли под вопросом, а те же самые деньги с гарантированным успехом можно заработать в другом месте? – вопросил некогда депутат мажилиса Алдан Смаил. – Государство взялось развивать инновационное предложение вместо того, чтобы развивать инновационный спрос. До тех пор, пока не станет понятно, кто собирается покупать производимые в стране технологии, вообще не имеет смысла рассуждать о том, рациональные или нерациональные стратегии используют институты развития. По этому поводу на недавнем инновационном форуме один из спикеров привел интересный пример: «Мы спрашиваем у нацкомпании, не нужно ли им чего-нибудь инновационного. Нам отвечают, что, может быть, через год выяснится, что что-нибудь все-таки нужно…» Вообще если вникнуть в особенности инновационного «метаболизма» крупных бизнес-организмов, то выясняется очень интересная особенность. Об этом, кстати, в ходе недавнего визита в Жамбылскую область сказал президент страны Нурсултан Назарбаев. – Нам нужны сейчас не гигантские предприятия, где работают 20 тысяч человек. Нам нужны предприятия, где работают 20–50 человек. До 90 процентов продукции Германия получает от малого и среднего бизнеса, поэтому Германия легче всех пережила экономический кризис. Малый бизнес если не может продать продукцию – меняет ассортимент. Гигантские предприятия этого не могут сделать, гибкости нет у них, – сказал глава государства. У государства есть регуляторные возможности немного раззадорить аппетит бизнеса к инновациям – через ужесточение требований к предприятиям по части энергоэффективности, экологии и прочее. Эти рычаги пытаются задействовать. Только вот бизнес в силу различных причин неохотно подчиняется. Что касается госпрограмм, то здесь пока все гладко. Большинство проектов находятся лишь на стадии «нулевого цикла».
Алексей ХРАМКОВ, Алматы | |
|