| На грани раскола | Ситуация в Исламском Государстве Афганистан по-прежнему остается напряженной. В феврале исполнилось 23 года после вывода советских войск с территории этой страны. Однако на смену одним пришли другие, и сегодня там находятся международные силы содействия безопасности в Афганистане (ISAF), а сама страна стала испытательным полигоном, на котором военные и политтехнологи пытаются проводить свои «опыты». Что сегодня представляет Афганистан и каково его ближайшее будущее, мы попросили ответить профессора, доктора исторических наук, старшего научного сотрудника Института востоковедения РАН, действительного члена Русского географического общества Александр Князев.
– Александр Алексеевич, на днях в Афганистане, на военной базе в уезде Баграм провинции Парван, где находится американская тюрьма для особо опасных преступников, было сожжено несколько экземпляров Корана. Афганские рабочие, пытавшиеся предотвратить сожжение нескольких копий священной для мусульман книги, были разогнаны американскими солдатами, при этом в ходе столкновений двое афганцев были убиты. Это вызвало бурю возмущения у населения, которое в подавляющем своем большинстве исповедует ислам. Как вы оцениваете сложившуюся ситуацию? – Данный инцидент является не первым случаем, когда международные силы содействия безопасности в Афганистане (ISAF) своими действиями провоцируют местное население. Все это, равно как и процессы, наблюдаемые в сопредельных странах, можно считать звеньями одной цепи, которая гармонично вплетается в известный всем проект «Большой Ближний Восток». События «арабской весны» только подчеркивают правомочность такого подхода. Мировая история, по крайней мере, в ключевых регионах мира, окончательно утратила свой естественный характер. История стала проектной. И Афганистан – это тоже проект. Один из старейших, имеющий и историю, и традиции, и свои законы реализации, заложенные и сформатированные первоначально в известной «Great Game», а с рубежа 1990–2000-х годов лишь изменившийся структурно и приобретший новую динамику. – Какие основные тренды на сегодня вы можете выделить? – Одной из наиболее алармистских, а оттого и актуальных тенденций в Афганистане является резкое усугубление межэтнических противоречий и обозначившийся тренд к расколу страны, условно – проект «Раздел Афганистана». Не являясь единственно доминирующим противоречием в развитии афганского общества, этнический фактор в то же время играл и играет чрезвычайно важную роль, особенно в случаях и в периоды общеполитических кризисов, стимулируемых, как правило, воздействием внешних центров силы. Такой вариант решения национального вопроса – объединение всех народов и народностей на базе исторически сложившейся государственности под флагом унитарного Афганистана – был источником дополнительной напряженности в стране. Динамика изменений в этнической структуре населения Афганистана на протяжении примерно полутора веков оказалась достаточно высока. В то же время, по мнению ряда исследователей, этнополитический баланс афганского общества, начавший формироваться на рубеже XIX-XX вв., обеспечивался применением модели гегемонистского доминирования в сочетании с исторически установившимися, естественными механизмами интеграции и ассимиляции, что создавало условия для постепенного преодоления трайбалистских и этнических противоречий в процессе модернизации афганского национального государства. Вторая половина 2010-го – первая половина 2011-го демонстрирует актуализацию одного из наиболее опасных трендов в афганском конфликте – резкий рост межэтнических противоречий, эволюционизирующий в общественных настроениях и в пристрастиях этнических политических элит в сторону сепаратизма. Идея в афганской политической среде не новая, но к настоящему времени получающая, судя по всему, новое качество. – Вы имеете в виду известный американский геополитический проект под названием «Большой Ближний Восток»? – Верно, только здесь нужно принимать во внимание, что одним из главных компонентов проекта «Большой Ближний Восток» для Афганистана и сопредельных стран является давно известный план создания «Большого Пуштунистана». Как и другие, он эксплуатируется частью пуштунской элиты, исходя из нерешенности проблемы этнополитического баланса в стране. В то же время инициируемая окружением Хамида Карзая и нарастающая пуштунизация госструктур уже вызывает отрицательную реакцию непуштунского населения, что в косвенных признаках было очевидно в ходе электоральной кампании 2009 года и очень ярко проявилось по результатам парламентских выборов 2010 года, когда пуштуны потерпели скандальное фиаско, уступив определяющее большинство в парламенте другим этническим группам. Дальнейшая пуштунизация госвласти способна привести только к усложнению конфигурации конфликта в целом, а значит, и к сужению поля потенциального переговорного процесса. В этом контексте интересна современная актуализация вопроса о «линии Дюранда». Готовность администрации Хамида Карзая (компромиссная по своей сути) подтвердить признание «линии Дюранда» в качестве официальной афганско-пакистанской границы вызывает негативную реакцию националистических пуштунских кругов и одобрительную – со стороны непуштунских элит. Суть в том, что отказ от претензий на зону племен и другие спорные территории исключает из потенциального афганского пуштунского электората пуштунскую ирреденту, расположенную восточнее «Durand line», фиксируя ее нынешнюю долю в общей сумме афганского электорального населения. Категорическое неприятие непуштунской элитой переговорного процесса с талибами, в свою очередь, основано на нежелании включения в политический процесс той части пуштунских лидеров, которые сегодня находятся на стороне «Талибана». Все это вкупе лишний раз свидетельствует об изменившейся на протяжении 1980–2000 гг. этнополитической структуре афганского общества и о резком возрастании роли непуштунского населения и соответствующих элит в афганском политическом процессе. При этом все попытки правительства Хамида Карзая вести переговорный процесс будут обречены на конфронтационный результат до тех пор, пока в этот процесс не будут включены непуштунские лидеры и не будут учтены интересы, претензии и амбиции непуштунской части социума. В ином случае сепаратистские настроения и угроза распада страны, реализации центробежных сценариев будут стремительно прогрессировать. – В каком направлении «двигается» современный Афганистан и под чьим руководством? – Ряд современных тенденций, происходящих в Афганистане, аналогичен происходившим в бывшей Югославии в 1990-х и свидетельствует о намерениях и готовности американской стороны при определенном стечении обстоятельств реализовать сценарий, тождественный Дейтонскому. Но элементарный анализ Дейтонского соглашения 1995 года обнаруживает много сущностных внутренних противоречий в его положениях. Босния и Герцеговина никогда в прошлом не существовала как единое независимое государство, а всегда была только провинцией в рамках других государств. Поставив целью сохранить «единство», соглашение дало на деле мощный толчок дальнейшему этническому расслоению Боснии и Герцеговины, причем не на две, а на три части, и таким образом конфликт просто выведен в латентную фазу, поддерживаемую лишь военным присутствием НАТО. Высока вероятность подобной фрагментации и в Афганистане, тем более с учетом того, что в американских аналитических центрах давно рассматривается еще один проект сходного характера – «Независимый Белуджистан», декларируемая задача которого – объединить в единое государство белуджское население Афганистана, Пакистана и Ирана. Практически впервые в истории Афганистана и уж во всяком случае – в новейшее время афганские белуджи начинают заявлять о себе как о самостоятельной политической силе. В первую очередь этот проект направлен на хаотизацию ситуации в Пакистане и Иране. В иранской провинции Систан и Белуджистан компактно проживает около одного миллиона белуджей, провинция в целом не очень развита, значительную часть ее территории занимают пустыни и полупустыни; основная часть населения занимается скотоводством и земледелием, но в провинции ведутся большие работы по модернизации социально-экономической сферы. Белуджского вопроса как такового в Иране не существует, несмотря на активную работу антииранских сил по дестабилизации ситуации в районах, населенных белуджами, по фрагментации этнополитического состояния страны. Основную работу в этом направлении ведут исламские организации «Моджахеддин-е Халк» и «Федаян-е Халк». Позиционировавшие себя когда-то как партии левого толка, а «Федаян-е Халк» — даже как марксистская, к нынешнему времени обе организации де-факто могут быть отнесены к экстремистским и террористическим, обе успешно контактируют с ЦРУ США и иракской спецслужбой «Мухабарат». Идеи национализма и тенденции сепаратизма наиболее развиты в восточном пакистанском Белуджистане, где проживает около 4 миллионов белуджей. Белуджские общественно-политические организации за рубежом основаны главным образом выходцами из Пакистана, и именно они пытаются провоцировать этнические настроения в иранском Белуджистане. В Афганистане белуджей значительно меньше, но тема актуальна и с точки зрения сохранения целостности Афганистана как государства, и с точки зрения региональной стабильности в целом. – А каково ваше мнение о, так сказать, федерализации страны? – Федерализация Афганистана рассматривалась в свое время еще в советском руководстве – как вариант урегулирования межэтнических, этнополитических проблем и стабилизации ситуации в стране после вывода советских войск. В частности, изучалась возможность создания «в рамках единого Афганистана Таджикской автономии на базе районов проживания таджиков с включением в нее территорий провинций Бадахшан, Тахар, Баглан, части Парван и Каписа», обсуждались вопросы представительства таджиков в высших органах власти страны и формирования Исламским обществом Афганистана «регулярных войск таджикской автономии с включением их в состав ВС РА». Отказ от подобного переформатирования Афганистана был связан как с пониманием конфликтности этой инициативы с преимущественно пуштунским правительством и окружением Наджибуллы, так и с осознанием высокой дисперсности расселения этногрупп и очевидной нереальностью администрирования по этнокритериям. В современном американском геополитическом проектировании раздела Афганистана главные звенья – Пуштунистан, а на севере – Афганский Туркестан. Симптоматично появление в 2010–2011 гг. в средствах массовой информации ряда публикаций, дающих оценку подобным сценариям. «Неприязнь пуштунов к афганским таджикам и вообще ко всем таджикам очень велика. Эта неприязнь аналогична неприязни израильтян к арабам, и поэтому никакого мира между таджиками и пуштунами в Афганистане не будет… – считает представитель германского фонда имени Фридриха Эберта в Таджикистане Рустам Хайдаров. – Если афганские таджики захотят создать отдельное государство, например Конфедерацию Северный Афганистан, то, несомненно, это пойдет на пользу национальным интересам Республики Таджикистан, которая нуждается в такой буферной зоне. – Александр Алексеевич, возможен ли мир в Афганистане в среднесрочной перспективе и при каких обстоятельствах он может быть достигнут? – Мир в Афганистане наступит, на мой взгляд, после разделения Афганистана на два государства – Пуштунистан и Северо-Афганскую Конфедерацию, в состав которой могут войти все остальные нации Афганистана. Нарастающая частота подобных обсуждений в СМИ свидетельствует о целенаправленной информационной кампании, в ходе которой должно произойти утверждение в мировом общественном сознании представлений о вероятности, допустимости и возможности изменения политической географии региона. Вопреки существующим в массовых представлениях стереотипам на юге страны проживает и непуштунское население, есть большие таджикские и шиитско-хазарейские анклавы. Есть проблема дариязычных пуштунов. На севере страны – крупные анклавы переселенных пуштунов. Говорить о фиксированной численности, а тем более – географии расселения любого из этносов Афганистана практически невозможно. Даже о фиксированной численности пуштунов, государствообразующего этноса, говорить проблематично, поскольку миграция пуштунских племен между Пакистаном (Британской Индией) и Афганистаном в юго-западной зоне страны никем и никогда не контролировалась. Вообще, актуализация темы этнической автономизации в истории Афганистана последних десятилетий – это своего рода индикатор этнополитического состояния афганского общества. Каждый раз эта проблема актуализируется тогда, когда пуштуны как государствообразующий этнос теряют военно-политическую монополию в стране. Так было, например, в ходе известного восстания (гражданской войны) 1929 года под руководством Бача-е Сакао, когда также обсуждался вопрос отделения Северного Афганистана. Особенность нынешнего проекта раздела страны в наличии внешнего управления и необходимых военных и иных материальных ресурсов для реализации. Проект раздела Афганистана необходимо рассматривать в контексте обсуждаемого вывода в 2014 году из страны иностранных войск и передачи ответственности за поддержание безопасности афганской национальной армии и полиции. При этом снижение интенсивности боевых действий, не говоря уже об их прекращении, совсем не очевидно. Анализ основных парадигм американско-натовской стратегии в регионе позволяет скорее предположить жестко сформулированную установку на реализацию ситуации «управляемого хаоса» в регионе.
Андрей КОРОЛЕВ, Бишкек | |
|