| Максут Нарикбаев: Мы с президентом в два голоса поем одну песню | На прошлой неделе глава государства Нурсултан Назарбаев подписал указ «О мерах по повышению эффективности правоохранительной деятельности и судебной системы в Республике Казахстан».По словам президента, отечественные «блюстители порядка» сохранили советские привычки, а их деятельность далека от совершенства. С такой фразы в стране стартовали реформы, которые обещают усилить права и свободы граждан. Впрочем, обращаясь к жанру советской классики, отметим, что сегодня за души полицейских борются Глеб Жеглов и Володя Шарапов. Одни продолжают подбрасывать улики, выбивать показания и убеждать, что найденный наган заменит сотни признаний, другие предпочитают соблюдать права подозреваемых и перепроверять свидетельские показания. По крайней мере, такое впечатление складывается после беседы с лидером партии «Адилет» Максутом Нарикбаевым.
Правовая реформа, активно обсуждаемая в казахстанском обществе, на этот раз должна быть действительно эффективной и результативной. Свой взгляд на грядущие перемены в правоохранительной системе представил лидер демократической партии «Адилет» Максут Нарикбаев. Наш собеседник убежден, главное – извлечь уроки из прошлого опыта и в корне изменить чиновничий менталитет отечественных судей. – В Казахстане не первый раз проводят реформы в правоохранительной системе. На ваш взгляд, в чем преимущества нынешних перемен? – Если правоохранительная и судебная системы примут такую форму, как мы предлагаем, то проблемы будут решены и впредь не будет необходимости такого глубокого реформирования, как сейчас потребовал глава государства. Озвученные нами предложения прорабатывались не один год, мы выступали с 8 заявлениями и обращениями по вопросам правовой реформы. Конечно, нельзя говорить, что все реформы и преобразования прошлых лет были плохими. Их неэффективность объясняется переходным периодом, сказывается отсутствие опыта в строительстве независимого государства. Ведь строить его нам пришлось не на пустом месте, а на обломках совсем другой – авторитарной, однопартийной системы. Мы стали ломать все, что было – в государственном плане, административном, психологическом. Но мы связаны с этой советской шинелью, из которой вышли. Неслучайно президент говорит, что на правоохранительной системе у нас сказывается советское наследие. По своей структуре она осталась такой же, как при Союзе. Хотя процессуальные изменения происходят. Но мы меняем одно, создаем другое, потом снова возвращаемся к тому, что разрушили, потому что при реализации все выходит не так, как на бумаге. Словом, путем проб и ошибок мы постепенно создаем государство, которое было бы уникальным и неуязвимым. – Почему правовой реформе уделяется так много внимания? – Потому что это главная опора любого государства. Эти системы изначально демократичны, потому что направлены на защиту прав и свобод конкретного человека. А через это защищаются и интересы всего государства в целом. Именно поэтому правоохранительные органы подвергаются изменениям и совершенствуются везде – в Англии, в Европе. Разве что там нет таких крупных реформ, потому что уже прочно сложилась своя схема. В США, например, судебная система существует уже более сотни лет, и там они ничего больше не меняют. Так и предложенные нами изменения, как нам представляется, обеспечат такие механизмы, при которых система будет работать и ее больше не придется реформировать. – На прошлой неделе ваша партия анонсировала свои предложения по реформам в правоохранительной системе. Не могли бы вы подробнее рассказать нашим читателям о ключевых пунктах ваших предложений? – Наша пресс-конференция, на которой мы презентовали свое заявление, совпала по времени с указом президента в отношении правовой реформы. Сравнили основные положения, и оказалось, что мы с главой государства в два голоса поем одну песню. Он – первым, я – вторым, но создать хотим одно и то же. Вот, к примеру, мы заявили, что функции по борьбе с экономическими преступлениями и коррупцией следует передать МВД путем создания в нем специальной структуры с полномочиями оперативно-разыскной деятельности и дознания. То есть исключить дубляж, ведь сейчас с коррупцией борются и МВД, и финансовая полиция, и КНБ. Президент в своем указе отмечает, что экономические и коррупционные преступления будут в полном объеме расследоваться финполом. Конечно, на практике между структурами сейчас пойдет борьба за то, что передать, а что оставить. Ведь изначально при создании профильного агентства именно это и имелось в виду, но каждое ведомство, тем не менее, оставило себе определенные функции. Другой пример: мы говорим, что приоритетом деятельности органов национальной безопасности должны стать разведка и контрразведка. В указе главы государства сказано, что КНБ сосредоточится на расследованиях преступлений, непосредственно связанных с угрозой нацбезопасности. После этого указа они должны сократить свой следственный аппарат, в котором более не будет нужды. Если поступила жалоба или информация и видно, что тут чистая коррупция не замешана иностранная разведка, они должны будут передать материалы в другие органы. Их же главная задача – ловить шпионов. – Какие еще изменения предлагает ваша партия? – Мы предлагаем модернизировать процесс дознания и следствия по уголовным делам для перехода в перспективе к единому судебному следствию. В качестве меры переходного периода создать единый независимый следственный комитет на базе действующего Агентства по борьбе с экономическими и коррупционными преступлениями. Такое предложение исходит не от того, что этот орган не справляется со своей задачей. Следственный комитет должен быть независим, а сейчас единственный орган, находящийся «ни под чьей крышей», – это Агентство финансовой полиции. Ранее в Казахстане уже создавали Государственный следственный комитет (ГСК). И это было правильно. Но ошибкой стало то, что мы передали ему кроме следствия полномочия оперативно-разыскной деятельности, создав в итоге рядом с МВД такого же «монстра» в виде ГСК. Сейчас его заменил финпол. Пока оперативно-разыскная деятельность и следствие будут находиться под одной крышей, критерием оценки результатов следствия будет раскрытие преступления, что приведет в конечном итоге к незаконным действиям со стороны следователя. Поэтому мы предлагаем, чтобы все уголовные дела, требующие предварительного расследования, передавались органами дознания только следственному комитету. Разумеется, это требует определенного времени, так как предстоит глубоко пересмотреть подследственность уголовных дел, максимально сократив их по количеству и расширив круг полномочий органов дознания. Как мера переходного периода – было бы отрадно, если бы финпол эффективно и объективно боролся с коррупцией, как это видит президент. Но боюсь, что наличие у них полномочий как оперативно-разыскной деятельности, так и предварительного следствия приведет к монополизации, и тогда это агентство может выйти из-под контроля вообще. Чтобы этого избежать, расследование дел следует передать в качестве временной меры в следственный комитет МВД, который создается по указу Нурсултана Назарбаева. – В отношении коррупции есть и другая проблема – разные структуры как будто соревнуются в количестве раскрытых громких дел… – Я согласен с вами. Конкуренция в правоохранительной сфере приводит к незаконным действиям. Мы должны пересмотреть оценку деятельности правоохранительных органов и судей. По-прежнему мы продолжаем оценивать их по статистике, в итоге сталкиваемся с укрывательством преступлений. Оценка деятельности этих органов должна производиться по конкретным делам, а не по статистике. Четко срабатывает чиновничий менталитет их руководителей. Оценка деятельности оперативно-разыскных органов – это всегда раскрытие преступления. Пока не раскроешь – ты плохой, раскрыл – хороший. Тут и начинаются незаконные действия оперативника, давление, угрозы, насилие, таблетки, уколы и так далее. Фактов хватает. А отчего идет применение незаконных методов выбивания доказательств? От слабого профессионализма и недостаточной компетенции специалистов. Приходят молодые ребята, не Шерлоки Холмсы, и все, что у них есть в арсенале, – это кулак. Они смотрят американские фильмы и видят, как доказательства выбивают там. Это же ужас! Полнейшее отсутствие профессионализма, когда оперативник слаб перед подозреваемым. В итоге все выливается не только в издевательство над правами человека, но и в элементарное надругательство над его честью и достоинством. Еще раз подчеркиваю, следователь должен быть независим. Если эффективность работы следователя будет зависеть от раскрытия дела, то все, не ждите от него объективного разрешения. Потому что он тоже будет заинтересован в раскрытии преступления. Сейчас следователь при недостаточности доказательств или при недоказанности вины по закону обязан прекратить дело. А когда рядом с ним оперативник с той же конторы, он будет давить на следователя, ходить к начальству и говорить, что тот неправ, потому что подозреваемый признал вину. А как он признал? Под давлением физической силы. Поэтому-то следственный комитет и должен быть независим. – В Казахстане не первый год говорят о гуманизации законодательства. Что вы предлагаете в этом направлении? – Для разрешения и рассмотрения несложных и не представляющих повышенный социальный интерес дел нужно создать институт мировых судей. В указе президента говорится по-другому: «С целью сокращения тюремного населения законодательно расширить сферу применения альтернативных мер наказания и мер пресечения, не связанных с лишением свободы». В сущности это одно и то же. Альтернативных мер наказания в законе у нас и сейчас полно. Есть даже такая мера, как домашний арест, чего не было раньше. Но практически ничего не применяется. – Любопытная ситуация складывается. Но почему заложенные в праве механизмы не работают? – Да потому что государственный суд все-таки связан с настроениями в обществе и даже в политике. К примеру, если в прессе идет критика, что в стране много воруют и мало наказывают за это, то судья начинает приговаривать к лишению свободы за колбасу. В России давным-давно действует институт мировых судей. Нам нужно создать по этому же принципу суд биев и дела до двух лет лишения свободы передать им. Их главная задача – примирить спорящие стороны. Институт биев издревле существовал в Казахстане и способствовал тому, что на огромных просторах народ сохранился как одна семья. Их назидательные слова и мудрые решения вошли в историю, в Астане я поставил памятник трем биям, чтобы современные судьи помнили о своей главной задаче – быть честными и объективным. Этот уникальный институт без каких-либо проблем вошел бы в наше общество. – Глава государства считает необходимым начать тесное сотрудничество с гражданским обществом. Но отношение людей к правоохранительным органам нельзя назвать ни доброжелательным, ни доверительным. Какой же должна быть реформа, чтобы изменить сложившийся статус-кво? – Ко мне обращаются люди, у которых по тем или иным причинам родственники оказались за решеткой. И когда они рассказывают об отношении правоохранительных органов, как они ведут следствие, как они обращаются с людьми, я прихожу в ужас. Даже некоторые судьи грубо обращаются с теми, кто находится в зале. То есть они становятся хозяевами, начальниками. Здесь нужно менять менталитет. Увы, нет понимания, что стражи порядка и судьи – это особые люди, несущие большую ответственность перед теми, кто оказывается на скамье подсудимых. Я сравниваю профессию юриста с профессией медицинского работника. Если в руках врача жизнь граждан, их здоровье, то в руках юриста – пусть он будет следователем, прокурором, даже консультантом – находится судьба человека. Представляется, что начинать нужно с изменения образовательной системы подготовки специалистов юридической сферы. Юристам нужно с самого начала объяснять, что они должны быть особенными: честными, справедливыми, порядочными, неподкупными. Но чтобы молодые специалисты стремились к этому, зарплата у представителей правоохранительных органов должна быть самая высокая. Судьи у нас и сейчас неплохо получают, но зарплату им можно было бы еще повысить, чтобы в материальном плане они были абсолютно независимы. – Разве денег бывает достаточно много? Может, нужны какие-то другие методы стимулирования и контроля? – Безусловно, нужны специальные критерии отбора. Вот, например, в Саудовской Аравии кази – судья – это великий человек. Он воспринимается как святой, по чистоте души, по объективности рассмотрения дел, которые к нему попадают. Стажер судьи проходит стажировку три года. Еще в то время, когда я там был, в 1997 году, стажеры получали по 3 тысячи долларов в месяц. Причем не все стажеры впоследствии становились судьями. Дело в том, что в течение трех лет специальная комиссия наблюдает за поведением стажера, и если выясняется, что он хороший профессионал, но в человеческом плане завтра может отступить в сторону, то судьей такой человек никогда не станет. Вот что нужно сделать. – Какие главные ошибки из реформирования прошлых лет вы бы выделили? – Как я уже говорил, в свое время рядом с МВД мы создали монстра в виде ГСК. А сейчас таким монстром является Агентство по борьбе с экономическими и коррупционными преступлениями. На мой взгляд, это повторение уже однажды сделанной ошибки. Я не считаю, что само по себе агентство не нужно. Безусловно, коррупция – страшная болезнь, но я не уверен, что такая структура в том виде, в каком она существует сейчас, приносит много пользы. И нужно избавиться от мании реформирования, когда каждый новый начальник напрочь ломает все, что было создано до него. Нужно совершенствовать то, что есть, и идти дальше. – Спасибо за интервью.
Беседовала Екатерина БОЛЬГЕРТ, Алматы | |
|